Почему я стал вспоминать армию в пять утра, даже уже и не знаю. Что-то зацепило в сознании и пошло разматываться. Армия школа жизни и всё такое, но лучше проучиться в ней заочно.
Вспомнил, как внизу, в стройбате, повесился солдат.
Потом вспомнился случай, как у нас из части сбежал солдатик Д.. Нашли привели обратно. Его, когда расспрашивали командиры, я поставил своего рядового Бургалова у двери, чтобы тот всё подслушал. По пересказу Бургалова было похоже, что беглец немножко съехал с катушек. Рассказывал что увидел как висит вниз головой с перерезанным горлом рядовой К. понял, что он следующий и побежал. А чтобы не вызывать подозрений, Д. бежал в майке. Как спортсмен.
Рядовой К. был в шоке потом от рассказа.
А парня перевели в другую часть. Он писал землякам, как у него там всё замечательно и как трудно ему было, в нашей режимной закрытой и изолированной от всех на «Сопке» рядами колючей проволоки части, тяжело.
Через какое-то время начинает начальник особого отдела вызывать и выспрашивать: что за человек он, на что жаловался, какое настроение. Да счастлив он был, говорим.
Счастлив. Д. повесился в той части.
В части тоже вешался один. Его ребята ташкентские, с Гунчи, вытащить успели из петли. Потом не раз им припомнили, что за мерзавца они спасли.
Армия никакой романтики.
Это как школа средняя: вспоминать стараемся только хорошее. А так: самый жуткий социальный институт. Я про школу.
Часть, как знают читатели книги и канала, была «глухонемая», с ядерными зарядами для авиационных бомб и крылатых ракет. Видел только макеты на учениях, правда. Сами подвески и заряды глубоко в сердце сопки.
В часть служить попадали только те, у кого в военном билете была 110-я команда.
И из той команды не всех.
Советская родина-мать по-разному относилась к своим сыновьям.
Не всех брали. Не брали евреев. Крымских татар. Корейцев.
В Спасске-Дальнем, в Приморье так разлучили трёх друзей с Сергели: Генку Ахмедова и Вовку Наумкина взяли, а их друга детства корейца с Заречной улицы, нет. Я в отпуске ездил на Сергели, приветы родителям передавать.
Помню приехали в часть новобранцы. В основном из Беларуси (тогда Белоруссия), РСФСР (ныне РФ), и по несколько человек из других республик. Всего 85 человек. Создали учебную роту, назначили меня командиром и дали двух взводных. Васильченко, с Алтая вроде и Зайнутдинова, он в районе Юбилейного жил, где метро Бируни сейчас. Среди беларусов был парень, который мне, выросшему на Бешагаче: где в школе, на махалле, на улице, в газбудках и везде были знакомые евреи, показался очень знакомым.
Нет, говорит, у нас, у беларусов, фамилии такие просто: на -ович и –евич.
Правда, через месяц его перевели в другую часть. Как вы, смеётся, покачивая головой, товарищ сержант, догадались? Все мы евреи, отвечаю. Просто не все об этом знают.
Парень хороший был, спокойный. Может и лучше ему там было.
Даже в части были разные группы допуска.
В части могли находиться все, что понятно. В автопарк уже через проходную по спецпропуску. У меня был такой. К складам №№1,2 и 3 только по другой печати в том же пропуске. Тоже была у меня, потому как я за связь и сигнализацию отвечал. Внутрь склада попадали ребята только из ОГМ, отделения главного инженера. Туда мне хода не было: только слышал, что там, не видел.
А Володька Наумкин, невысокий такой паренёк, прославился тем, что уехал в самоволку на многотонном «Урал-375» это был или «ЗиЛ-131» и утопил в болоте. Не совсем утопил. Завяз.
Приходит к дежурному по части: так и так, самовольно оставил часть, находясь в самовольной отлучке завяз в болоте. Поехали вниз. Я говорю всё время «внизу», «вниз». Потому что двадцать пять месяцев прожил в тайге, на сопке.
Поехали вниз, попросили у пехотинцев бронетранспортёр на помощь.
Бронетранспортёр, правда, тоже увяз.
Потом поехали и двумя лебёдками вытащили Володькину машину.
Что стало с броником не помню уже. А Вову на «губу», гауптвахту, значит. И он ходил маленький такой в огромной шинели под охраной хохочущего караульного на разные работы.
Потом снова гонял на грузовике: из-за руля самого почти не видно.
Такие мысли пронеслись утром за секунды…