Они, втроем, мужчина моложе средних лет и две озорные дамы приятных форм и наружности, подсели в «Нексию» в медгородке.
— До Чорсу, — сказали они, хотя потом выяснилось, что им нужно было вовсе не на Чорсу, а на Хадру. И не на Хадру даже, а до театра, у которого нет имени сейчас, а только длинное нескладное название, но который назывался так же, как по-прежнему называется район города и станция метро. Я же не пишу «до театра Хамзы», потому что вдруг нельзя писать «до театра Хамзы». Вернемся к троице.
Первой же фразы, солёной, непередаваемой, с тройным смыслом, произнесённой одной из дам, когда они решали вопрос, как им, двум женщинам и мужчине, рассесться втроем на заднем сиденье, мне хватило, чтобы сказать им:
— Очень по-андижански было сказано.
— Как это вы так сразу узнали, — хором воскликнула троица, — что мы из Андижана?
Они, как быстро выяснилось, три андижанских врача, в Ташкенте уже неделю на повышении квалификации. Заодно вот решили и культурный уровень подтянуть. По театрам походить, а не только и вообще.
— Мы Эркину Комилову (актер театра Хамзы, народный артист) скажем прямо: «Что ж вы, дорогой, делаете, а? Мы, понимаешь, каждый четверг, с определенными надеждами, плов готовим в Андижане, а вы к нам всё не едете?!»
Так они и ехали в переплетении шуток и подначек — не то чтобы непереводимом или непечатном, сколько непередаваемом на письме. Докторши подтрунивали над зажатым между ними коллегой, шутливо: то обвиняя его в посягательствах на их честь, а то, напротив, стыдя его (попавшего в столь тесное и, по их убеждению, приятное соседство на заднем сиденье) за совершенно неуместную нерешительность, и предлагая мне, сидящему спереди, поменяться с доктором местами. Потому что им «нравятся мужчины с сединой» и я, как они сказали, так много знаю про Зелёный мост, Багишамал, каналы на Цеткина, кинотеатр Аббаса Бакирова, узгенскую девзиру и Избасканский район, что просто не могу «не быть андижанцем».
Я спокоен за медицину Андижана. Она здорова.